Святослав Логинов - Картежник [сборник]

Голос наконец прорезался, Ганна с истошным воплем рванула дверь, воплощенным возмездием явившись перед участниками оргии.

Казин, спихнув с колен Людку, вскочил. Опрокинутая табуретка отлетела в сторону. Ученая Галка ойкнула и полезла под стол. Лишь учетчица-манекенщица, не чая беды, с презрительной усмешечкой глядела на явившуюся супругу. Вот этой-то иногородней шлюхе и досталось в первую руку. Ганна подхватила удачно подвернувшуюся табуретку и с маху огрела развратницу по башке. Замахнулась было второй раз, но сисястая Людка, взбултыхнув выменами, подскочила и вцепилась Ганне в прическу. Пришлось бросить копорскую стерву и отоварить табуреткой подруженьку. Потом досталось и Галке, сдуру поверившей, что численное преимущество может принести победу. Учетчица пыталась вырвать из Ганниных рук оружие, но легче было казинский кран с места сдвинуть, озверевшая супруга мертвой хваткой вцепилась в украденную мебель и охаживала соперниц по голому, так что шлепки разносились далеко окрест.

И вдруг полыхнуло перед глазами, и Ганна, отворив дверь спиной, вылетела из вагончика. Чугунный мужнин кулак в одно мгновение запечатал ей рот.

Оскальзываясь в грязи, Ганна поднялась. Казин черным силуэтом выделялся на фоне распахнутой двери. Торжествующая учетчица выглядывала из-за его плеча.

— Съела, дура? — глумливо закричала она. — Мотай отсюда, пока цела!

Казин обнял растелешенную учетчицу за талию и, коротко хохотнув, захлопнул дверь.

Чего угодно ждала Ганна, но только не этого. Конечно, случалось ей пробовать мужниного кулака, но чтобы вот так, со всей силы, да еще когда сам виноват!.. За шлюху заступился. Значит, жена ему больше не жена и ничего тут уже не исправишь.

Не разбирая дороги, прижав к груди спасенную табуреточку, Ганна похромала прочь от замолкшей бытовки. Если бы вдруг вздумалось ей вернуться и заглянуть сквозь стекло, то не увидела бы она там ни Людки, ни Галки, ни придуманной копорской дивы. Проклятый «Модус» кончил работать, и пропали видения, опустел вагончик, лишь противнозеленый син трет ручишками мордочку да Казин, очумело тряся головой, облизывается, с трудом понимает, что не было ни выпивки, ни закуски, и со вздохом принимается сливать перекипевшую картошку.

Не видит этого убитая горем Ганна, не замечает даже, что круглая табуретка куда-то исчезла, и губы целехоньки — после такого-то удара! Бредет домой, судорожно соображая, что дома у нее больше нет. Даже если вернется Казин поутру, нельзя его прощать. Двадцать лет прожили вместе, и все порушил поганый бабник! Ну и пусть живет с этими, со всеми тремя разом… а она к маме вернется. Двадцать лет назад пришла она к Казину, девчоночкой в зеленом беретике. Берет и сейчас висит в сенцах на гвозде, у хорошей хозяйки ничто не пропадает. Теперь в дому будет хозяйничать учетчица, а Ганна уйдет…

Эх, бабы — дуры, не меняйте богоданных имен! Да разве могло такое приключиться с деревенской теткой Агапой? Вот Ганне такие беды в самый раз.

Входит Ганна в дом, не глядя, берет берет и выходит на улицу. Пропадай все хозяйство, пусть учетчице достается и Людке с Галкой. В чем пришла, в том и уйду.

Как было спето в оперетте: «Кто там в зеленовом берете?»

— Ничего не скажешь — купил кота в мешке! — сокрушался Казин. — На что мне твоя киношка, ежели после нее ни сытости, ни похмелья? Баловство одно.

— Хороший синтезатор избирательного действия, — не уступал син. — Эта модель «Модуса» очень дорого стоит.

— Да уж не дороже телевизора «Сони», — Казин уже сообразил, как можно использовать «Модус», и продолжал ворчать больше для виду. — Ну ладно, я не отказчик, поставлю дома, пусть бабе голову дурит. Картошку жрать будешь?

Инопланетчик покачал головой и опасливо отодвинулся от кастрюли.

— А я поем, — произнес Казин, перебрасывая горячую картошину с ладони на ладонь, — а то после твоего угощения брюхо подвело.

Покуда Олег ужинал, син сидел, забившись в угол, и печально посверкивал глазками на бывший свой синтезатор. Казин слопал штук восемь картошин и обвел бытовку скучающим взором.

— Спать ты небось тоже не умеешь, да и обидно было бы дрыхнуть в такой-то день. — Казин взял с края стола пухлую колоду карт, в которые Воха и Леха во всякую свободную минуту азартно резались в «очко». — Может быть, в картишки перекинемся? В «очко» я играть не стану, а побурить по маленькой было бы неплохо… А то — на спички, — Казин высыпал на стол коробок спичек и разделил на две примерно равные кучки.

Учеником син оказался превосходным, он с первого раза понял несложные правила «буры» и за полчаса выиграл у Казина все спичины. И это при том, что скрывать чувства инопланетник напрочь не умел. Когда приходила негодная карта, личико его вытягивалось, он морщился, вздыхал печально и чуть что не плевался.

Зато если карта перла, круглые глазки сина начинали блестеть особенно ярко, а четырехпалые руки, которыми больше трех карт и не удержишь, принимались азартно дрожать. Но при этом он ни разу не удвоил ставки, если у Казина на руках оказывалось хоть на одно очко больше, так что все спички неуклонно, одна за другой перекочевали к инопланетчику.

— Чего ж ты не удваивал? — злился Казин, предъявляя крюк против синовских пятнадцати очков. — У тебя же хорошая карта!

— Но у тебя — лучше, — пискливо ответствовал инозвездный гость. — Удвоил бы и проиграл со своей хорошей картой в два раза больше…

«Подглядывает!» — решил Казин.

— Ничего я не подглядываю! — обиженно заявил син.

Казин вздрогнул, но ничего не сказал. Сдал по три карты, открыл козыря, выставил на кон предпоследнюю спичину, поднял карты, так, чтобы при всем желании син не мог ничего увидеть. Первой картой шла никчемушная девятка червей.

Осторожно сдвинул карту. Следом явился валет крестей.

«Картешечка…» — сохраняя непроницаемое выражение лица, подумал Казин.

— Картешечка это как? — поинтересовался син, всем видом показывая, что ему карта привалила.

— Картешечка как картошечка, — задумчиво выговорил Казин. Потом он поднял голову и спросил ошеломленно:

— Так ты что, мысли мои подслушиваешь, что ли?

— А как же!.. — ничуть не смущаясь, признался син. — Должен же я у тебя выиграть.

Казин, не глядя на третью карту, удвоил ставку, син тут же уравнял и предъявил четырнадцать очков. Даже если бы у Казина пришел туз к открытому валету, при таком раскладе он все равно проигрывал бы.

Син, довольно урча, упихивал спички в коробок.